Привет через 100 лет от Василия Яна

Главная / Номера / № 8 (140) август 2014 года / Привет через 100 лет от Василия Яна

Привет через 100 лет от Василия Яна


– Бал! – пронзительно взвизгнул кот, и тотчас Маргарита вскрикнула и на несколько секунд закрыла глаза. Бал упал на нее сразу в виде света, вместе с ним звука и запаха…

…Невысокая стена белых тюльпанов выросла перед Маргаритой, а за нею она увидела бесчисленные огни в колпачках и перед ними белые груди и черные плечи фрачников. Тогда Маргарита поняла, откуда шел бальный звук. На нее обрушился рев труб, а вырвавшийся из-под него взмыв скрипок окатил ее тело, как кровью. Оркестр человек в полтораста играл полонез. 
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита».

В журнале «Чудеса и Приключения» от 15.05.2012 г. был напечатан рассказ известного путешественника, военного корреспондента, маститого писателя Василия Яна «Видения дурмана» (написанный в 1909 г.), где он поделился своим дивным опытом соприкосновения с тонким миром. Совсем недавно, в мае 2007 года, со мной случилась подобное. Детали увиденного оказались столь схожи с впечатлениями Василия Яна, столь близки по сути, словно мы побывали в гостях у одного волшебника, но с разницей в сто лет. У писателя Михаила Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» также описано подобное видение. Получается, ничто не меняется с годами, все уже было когда-то, случалось с кем-то, где-то происходило… И мой случай – яркое этому подтверждение.

…Вернувшись с прогулки, я обнаружила на шее краснеющее зудящее пятно и маленькую букашку. «Это клещ! – истошно закричала в телефонную трубку моя знакомая. – Срочно в больницу!» «Клещи меня не кусают, – самонадеянно возразила я, – за что же им меня кусать?» Я не знала тогда, что клещи кусают не только «за что-то», но и «для чего-то», когда приходит время пройти некое испытание…

Был день моего рождения. Врач отделения скорой, куда я обратилась, радостно спросила:

– Значит, подарочек вам в день рождения? Надеюсь, все обойдется, если клещ не энцефалитный. Если же нет – то на мозг может повлиять, слабоумие развиться… – перечисляла она, рассматривая поврежденную кожу. – Знаете, клещи просто так не кусают. Это знак. Особый знак. Вы как будто родились заново…

– Какой такой знак? – захныкала я. – И так ясно: день рождения окончательно испорчен, шампанское накрылось. Главное – не заболеть…

Все обошлось, клещ оказался не энцефалитный, и злополучный день был забыт, затерт в памяти, пока не случилось одно странное обстоятельство.

Приехав в очередной раз по делам в Верхнюю Салду, я остановилась у своей знакомой, Веры Павловны. Поужинав, мы разошлись по комнатам и быстро уснули: я в маленькой комнате, Вера Павловна – в гостиной.

Было три часа ночи, когда Веру Павловну вдруг что-то резко толкнуло. В ноздри ударил запах крепкого кофе. Терпкий аромат плыл из кухни, заполняя квартиру дразнящим запахом. Отбросив одеяло, она встала с дивана и, спотыкаясь в полудреме, пошла на кухню.

– Маслова, это ты пьешь кофе? Не спишь, что ли? – сонно спросила она, но… кухня была пуста, за столом никого не было. Это так напугало ее, что сон разом стряхнуло. – Не может быть! Пахнет так сильно, будто кофе только что сварили. Кто-то есть здесь?

Растерянно оглядев углы, Вера Павловна заглянула под стол – никого! Осторожно ступая по половицам, зашла в мою комнату – я тихо спала в своей кровати.

Из окна светил яркий месяц, наполняя полумрак серебряным светом. Явно насмешничая, волны душистого кофе щекотали ноздри. Бодрящий запах был настолько ощутим, как если бы турку с горячим свежим напитком и дымящейся пеночкой только что сняли с огня.

– Но я же чувствую – в кухне запах кофе! Ничего не придумываю! – сонно бурчала Вера Павловна. – Причудится же такое! Думала, это Маслова, а тут – никого…

О том, что происходило в эту ночь, я ничего не знала, не слышала. Провалившись в сладкую дрему, я крепко спала, вернее, я думала, что крепко спала…

…Именно около трех часов ночи огромная сила вдруг выдернула меня из мягкой кровати, оставив под одеялом лишь физическую оболочку, и перенесла в светлый просторный зал. По коже пробежал легкий холодок.

Посреди зала стоял длинный белый стол. Застыв, как изваяния, за ним сидели несколько мужчин в больших черных плащах, накинутых на плечи как мантии судей. Восседая на белоснежных стульях, они чувствовали комфортно, словно плащи были их кожей. Облокотившись на белую полировку стола, я разглядывала сидящих с тревогой и изумлением.

Черные костюмы из бархатистой ткани оттеняли ослепительно-белые рубашки с высокими крахмальными воротничками, упирающимися в подбородки. Поверх рубашек – элегантные белые жакеты с зеркальными пуговицами. Наряды дополняли черные, начищенные до блеска ботинки. Закинув нога на ногу, один из присутствующих холодно разглядывал меня, слегка покачивая ботинком. «Какой зеркально-чистый ботинок, ни единой пылинки! – отметила я. – Как же он пришел? Не запачкать обувь, пройдя по земле, просто невозможно, пыль обязательно зацепится хоть немного. А у него – никаких следов дорожной грязи, даже на подошве!» – не переставала я удивляться.

У всех был одинаковый цвет волос – черный, прическа одного типа, будто все побывали у одного парикмахера. Волосы спадали на плечи густой тяжелой гривой, отдавая синевой. Пряди не спутывались, а сами накладывались одна на другую ровненько, не переплетаясь, словно живые – казалось, коснись их рукой, и они обовьют пальцы, как щупальца спрута. Не приближаясь, я поглядывала на них с большой опаской.

Удивляла белизна кожи присутствующих – она была столь противоестественна, столь холодна, будто это и не лицо вовсе, а маска актера.

Что это за люди? Что здесь происходит? Что именно я здесь делаю? Я упорно старалась вспомнить, каким образом попала сюда, но ничего не получалось. Состояние было странным, словно я находилась в забытьи и никак не могла от него очнуться. Видение между тем продолжалось…

Перед каждым стояла чашечка горячего дымящегося кофе, но гости ни к чему не прикасались. Вдруг словно что-то щелкнуло, и по залу поплыл дурманящий аромат. Он ударил в нос, мгновенно взбудоражив сонное царство, все изменив. Гости зашевелились, заговорили между собой, будто очнулись от крепкого сна. На меня никто не обращал внимания, словно меня здесь не было вовсе.

В вазах красовались фрукты – спелый виноград, отборные гранаты, сочные душистые яблоки, нежный сладковатый запах которых говорил, что их только что принесли из сада. На серебряных тарелочках, расставленных по всему столу, лежали оранжевые цукаты и маленькие тарталетки, начиненные чем-то вкусным. В центре пузырились прозрачные кувшины с искристым вином. И дымящийся, ароматный, пьянящий запах крепкого кофе, заполнявший весь зал…

Мне никто не предлагал вина, никто ничем не угощал, словно я не сидела с ними за одним столом, хотя у меня стоял прибор и я пила кофе наравне со всеми. Никто не говорил со мной. До меня никому не было никакого дела. Впрочем, кто-то ухаживал за мной, менял приборы, доливал напиток в чашку, держа кофейник рукой в белой перчатке, но я так была увлечена, что не видела, кто это делал.

Жесты холеных рук сидевших мужчин были неторопливыми, мягкими, движения кистей – изящными. В манерах сквозил изыск, присущий особому воспитанию. «Наверное, какие-нибудь лорды или короли, или… – искала я подходящее определение и не находила. – Почему они не замечают меня? Возможно, я одета просто – скромный свитерок, джинсы – и на этом пиршестве «лордов» не ко двору?» Уязвленная невниманием, я решилась заговорить с одним из присутствующих: «Скажите…» Медленно повернув голову, незнакомец отреагировал так беспристрастно, будто услышал громкий звук, но не понял, что это за звуки откуда он пришел. При этом пряди волос шевельнулись, как живые щупальца. Я вновь задала вопрос, но напрасно – реагируя на звук, мужчина смотрел как бы сквозь меня, поверх моей головы, что-то изучая, осмысливая, но меня явно не видел. Возникало чувство, что все знали, что я здесь, но не видели меня, а воспринимали меня как «нечто» через свои ощущения, свои внутренние рецепторы. Их отношение к этому «нечто» балансировало на грани холодного сквозняка, то склонялось к теплому, симпатизирующему мне, то снова холодело.

Мне надоело сидеть за столом просто так, не зная, для чего я тут. Поразмыслив, я решила уйти и, чтобы встать, резко отодвинула стул. Но тут, как только раздался скрип стула, произошло необъяснимое…

Враз все мертвенно-белые лица обратились в мою сторону. Черные как смоль глаза без единого мерцания впились в меня, пригвоздив к месту. Невидимая сила давила, удерживала, не давая подняться. Белые лица, брови, глаза, губы, словно раскрашенные черной краской, ощетинились разительным контрастом и пугающим холодом. «У них глаза, как пропасть! – вскрикнула я, охваченная ужасом. – Кажется, они наконец-то увидели меня?!»

Почувствовав мой испуг, они поняли, что допустили ошибку, и бросились успокаивать меня, как маленького ребенка, стараясь сгладить свой промах и щедро улыбаясь черными губами. Но я вдруг увидела то, чего не замечала раньше – во всем, что окружало меня: в одежде, в лицах, в цвете их волос, кожи – присутствовало сочетание всего двух цветов – белого и черного, контрастирующих, пограничных цветов Жизни и Смерти.

В конце стола неожиданно возникла женщина, одетая совсем не по-современному – в широкополой черной шляпе, грузно украшенной кружевами, скрывающими лицо; красиво ухоженные черные локоны вились, спадая на грудь, черное парчовое платье с несметным количеством серебристых кружев и многочисленных украшений из драгоценных камней. Все подчеркивало ее причастность к той же эпохе, что и ночные гости. Но кто привел ее? И как она попала сюда?

Мужчина, сидевший рядом, что-то настойчиво говорил ей на ушко. Смущаясь, женщина смеялась громко и заливисто. Оба вели себя так, будто остались наедине и никого не замечают. Но было очевидно, что все играют в какую-то игру, делают вид. В действительности все были очень сосредоточены и ждали некого важного знака, сигнала. Так терпеливо ждут пассажиры на перроне гудок приближающегося паровоза. И «гудок» неожиданно раздался…Продолжение следует…

Надежда Маслова, Екатеринбург, 24 мая 2007–24 мая 2014 гг.


Рубрикатор